Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

100

Этот приятный разговор между Люсье-ном, Теодолиндой и ее подругой продолжался до тех пор, пока г-жа де Серпьер не сочла нужным как мать вмешаться в интимную беседу, на которую, впрочем, взирала не без удовольствия.
—  О чем вы там разговариваете? — весело спросила она, подходя к ним. — Вид у вас очень оживленный.
—  Мы говорили о госпоже де Шастеле,— ответила подруга мадемуазель Теодолинды.
Физиономия г-жи де Серпьер тотчас же совершенно изменилась и приняла самое суровое выражение.
—  Похождения этой дамы, — сказала она, — совсем не должны быть предметом бесед молодых девушек; она привезла из Парижа взгляды на жизнь, весьма опасные для вашего будущего счастья, и для вашего положения в свете. К сожалению, ее богатство и пустой блеск, которым оно ее окружает, могут ввести в заблуждение, как-то смягчая тяжесть ее проступков; вы меня очень обяжете, сударь, — сухо обратилась она к Люсьену, — если никогда не будете заговаривать с моими дочерьми о похождениях госпожи де Шастеле.
«Отвратительная женщина! — подумал Люсьен. — Мы тут немного развлекались, а она явилась и все испортила; стоило ли с таким терпеньем целый час выслушивать ее томительные разглагольствования?»
Люсьен удалился с таким надменным и суровым, видом, на какой только был способен; он вернулся домой и был весьма доволен, застав своего хозяина, славного г-на Бонара, торговца зерном.
Постепенно, от скуки и меньше всего думая о любви, Люсьен стал себя вести, как самый заурядный влюбленный, и находил это очень забавным. В воскресенье утром он поставил одного из своих слуг на страже против входной двери особняка Понлеве. Как только этот человек сообщил ему, что г-жа де Шастеле отправилась в маленькую местную церковь «Религиозного просвещения», он поспешил туда.
Но церковь была настолько мала, а лошади Люсьена, без которых он дал себе слово никогда не показываться на улице, производили столико шума на мостовой и его присутствие в мундире так бросалось в глаза, что ему стало стыдно своей неделикатности.
Он не мог хорошо разглядеть г-жу де Шастеле, которая стояла в глубине довольно темного притвора. Ему показалось, что в ней много простоты. «Либо я сильно ошибаюсь, либо эта женщина очень мало думает о том, что ее окружает; к тому же ее осанка вполне соответствует самой искренней набожности».
В следующее воскресенье Люсьен отправился в ту же церковь пешком; но, несмотря на это, он чувствовал себя неловко, так как взоры молящихся то и дело устремлялись на него.
Трудно было иметь вид более изысканный, чем у г-жи де Шастеле; но Люсьен, ставший так, чтобы хорошо ее рассмотреть при выходе из церкви, заметил, что, когда она не опускала строго своих глаз, они поражали необычной красотой и, ломимо ее воли, выдавали все ее чувства. «Эти глаза,—подумал он,—должны часто вызывать досаду у своей обладательницы; как бы она ни старалась, она не в состоянии лишить их выразительности».
В тот день в них можно было прочесть сосредоточенность и (Глубокую печаль. «Неужели еще до сих пор господин де Бюзан де Сисиль — причина этих трогательных взоров?»
Этот вопрос, когда он себе его задал, отравил ему все удовольствие.

Возврат к списку

aa