95

—  Если бы не доктор Дю Пуарье, — говорил он Люсьену, — эти... были бы не слишком злы; он что-то зачастил к вам, сударь, берегитесь! Здешние аристократы, — добавил Бонар, — умирают от страха, если парижская почта опаздывает на четверть часа; тогда они приходят ко мне продавать свой урожай на корню; чтобы получить золото, они валяются у меня в ногах, а на следующий день, успокоенные почтой, которая, наконец, прибыла, они едва отвечают на мой наклон. Я считаю, что не поступаю бесчестно, запоминая их неучтивости и взимая с них за каждую по луидору. Я устраиваю это с помощью их лакеев, которых они ко мне присылают со своим зерном; потому что, хотя они и очень скупы, но, поверите ли, сударь, у них даже нехватает смелости придти самим посмотреть, как мерят их зерно. На четвертом или пятом двойном декалитре этот толстяк, господин де Санреаль, уверяет, что у него грудь болит от пыли; и этот забавный тип мечтает восстановить трудовую повинность и иезуитов и весь старый режим!
Однажды вечером, когда офицеры после строевого учения прогуливались по плацу, полковник Малер де Сен-Мегрен, поддавшись порыву ненависти к нашему горою, оказал ему:
—  Что означают эти четыре или пять ливрей яркого цвета и с огромными галунами, которые вы выставляете напоказ на улицах? В полку это производит дурное впечатление.
—  Честное слово, полковник, ни одна статья устава не запрещает тратить деньги тому, кто их имеет.
— Да вы с ума сошли, что так разговариваете с полковником? — шепнул ему его друг Филото, отведя его в сторону. — Он наделает вам неприятностей.
—  Какую еще неприятность может он мне причинить? Мне кажется, он ненавидит меня так, как только можно ненавидеть человека, с которым видишься редко; но, конечно, я не отступлю ни на пядь перед человеком, который меня ненавидит, хотя я не дал ему никакого повода к этому. В данный момент мне пришла блажь завести ливреи, и на тот же случай я выписал из Парижа двенадцать пар рапир.
—  Ах, задира!
—  Ничуть, господин подполковник. Даю вам честное слово, что из всех ваших офицеров я наименее фатоватый и наиболее миролюбивый. Я желаю, чтобы никто меня не трогал, и сам никого задевать не хочу; я буду вполне вежлив, вполне сдержан со всеми, но если меня заденут, я за себя постою.
Два дня спустя полковник Малер вызвал Люсьена и с деланно-непринужденным видом запретил ему иметь более двух ливрейных лакеев. Люсьен одел своих слуг в самое элегантное штатское платье, что создавало необычайно смешной контраст с их неуклюжей, простонародной внешностью. Новые костюмы он заказал местному портному. Это обстоятельство, хотя Люсьен и не подумал о нем, было понято как насмешка и принесло ему 'большую 'честь в обществе; г-жа де Ком-мереи осыпала его похвалами. Что же касается г-жи д'Окенкур и г-жи де Пюи-Ло-ранс, они были от него без ума.