70

Вскоре доктор стал ему настойчиво доказывать, что г-жа де Сов д'Окенкур — самая соблазнительная женщина в городе, что невозможно быть умнее г-жи де Пюи-Лоранс, которая в прежнее время блистала в Париже в обществе г-жи де Дюрас. Затем доктор значительно серьезно добавил, что г-жа де Шастеле представляет собой отличную партию, и принялся подробно перечислять все ее богатства.
—  Дорогой доктор, если бы у меня на уме была женитьба, мой отец подыскал бы мне кое-что получше: в Париже найдется не одна невеста, которая богаче всех этих дам, взятых вместе.
—  Но вы упускаете из виду одно маленькое обстоятельство, — возразил доктор с улыбкой превосходства: — знатность происхождения.
— Конечно, она имеет цену, — ответил Люсьен с видом человека, взвешивающего делаемое ему предложение. — Молодая особа, носящая фамилию Монморанси или Ла Тремуйль, в моем положении, не уступает обладательнице ста или даже двухсот тысяч франков. Если бы я сам носил фамилию, которую можно было бы выдавать за дворянскую, то громкое имя моей жены, пожалуй, было бы равноценно ста тысячам экю. Но, дорогой доктор, о вашем провинциальном дворянстве никто не знает уже в тридцати милях от города, где оно живет.
—  Как, милостивый государь, — с негодованием воскликнул доктор, — и о госпоже де Коммерси, родственнице австрийского императора, которая является потомком древних владетелей Лотарингии?
—  Никто решительно, дорогой доктор, так же как о господине Гонтране или о господине де Бервале: они просто не существуют. Потому что провинциальное дворянство известно в Париже лишь по смешным выступлениям трехсот депутатов, образующих клику господина де Виллеля. Я совсем не думаю о женитьбе, я предпочел бы ей в данный момент заключение в тюрьме. Если бы я был настроен иначе, отец откопал бы для меня какую-нибудь голландскую банкиршу, которая была бы в восторге от перспективы блистать, в качестве хозяйки, в салоне моей матери и поторопилась   бы   выложить за это удовольствие миллион, или два, или даже три.
У Люсьена был действительно плутовской вид, когда он, глядя на доктора, произнес последние слова.
Это слово «миллион» произвело на доктора впечатление, явно отразившееся на его лице. «Он недостаточно бесстрастен, чтобы быть хорошим политиком», — сказал себе Люсьен. Никогда еще доктор не встречал молодого человека, выросшего в богатстве и совершенно не лицемерящего; он начинал удивляться Люсьену и восхищаться им.
Доктор был очень умен, но никогда не видал Парижа; иначе он разгадал бы притворство. Люсьен по своей природе неспособен был провести такого плута; наш корнет отнюдь не был хорошим комедиантом: он только держался непринужденно и чувствовал себя в ударе.