38

На следующий день утром Люсьен снял на центральной площади квартиру у г-на Бонара, торговца зерном, а вечером узнал от г-на Бонара, которому об этом сообщила маркитантка, поставляющая водку унтер-офицерам к столу, что подполковник Филото открыто выступил в качестве покровителя Люсьена, защитив его от не совсем благожелательных намеков полковника Малера де Сен-Мегрена.
Люсьеном овладело сильнейшее раздражение. Этому содействовало все: и безобразие города, и грязные кафе, заполненные офицерами, носившими такой же мундир, какой был и на нем; и то, что среди стольких лиц он не увидел ни одного, на котором лежала бы печать, — не скажу уж благожелательности, но той простой вежливости, какая в Париже встречается на каждом шагу. Он зашел навестить г-на Филото, но это уже был не тот человек, с которым он вместе путешествовал. Филото защитил его и, чтобы дать Люсьену почувствовать это, принял по отношению к нему важный и грубо покровительственный тон, еще усиливший дурное настроение нашего героя.
«И все это нужно для того, чтобы зарабатывать девяносто девять франков в месяц!— думал он. — Что же должны были вытерпеть люди, обладающие миллионами?
Как! — с яростью возвращался Люсьен к той же мысли. — Пользоваться покровительством! И чьим! Человека, которого я не взял бы себе в лакеи!» Несчастье склонно преувеличивать.
Будь его хозяин достойным парижанином, они не обменялись бы и десятью словами за целый год при той суровости, едкости и несговорчивости, какими в эту минуту отличался Люсьен. Но толстый г-н Бонар имел лишь одну слабость — любовь к деньгам, вообще же был общителен, услужлив, уступчив, поскольку речь не шла о том, чтобы зарабатывать четыре су на мерке зерна. Г-н Бонар занимался торговлей зерном. Он распорядился обставить комнату нового постояльца подходящей мебелью, и не прошло двух часов, как оба они с большим удовольствием беседовали друг с другом.
Господин Бонар посоветовал Люсьену отправиться к г-же Бершю и сделать себе запас крепких напитков. Без почтенного торговца зерном Люсьену никогда не пришла бы в голову простейшая мысль, что корнет, слывущий богачом и только что вступивший в полк, должен иметь возможность блеснуть своим запасом крепких напитков.
— Это, сударь, госпожа Бершю, у которой такая красивая дочь, мадемуазель Сильвиана; у нее постоянно покупал полковник де Бюзан. Это та самая нарядная лавка, рядом с кафе; торгуясь, найдите какой-нибудь предлог, чтобы поговорить с мадемуазель Оильвианой. Это наша, мещанская, красавица, — прибавил он серьезным тоном, плохо вязавшимся с его толстой физиономией. — Оставив в стороне порядочность, которой она отличается и которой нет у других, она легко может выдержать сравнение с госпожами д'Окенкур, де Шастеле, де Пюи-Лоранс и так далее и так далее.