34

— Надо жить самому и давать жить другим, —с глубокомысленным видом высказал политическую мысль г-н де Васиньи, — этого никогда не понимали наши бедные Бурбоны. Надо было досыта накормить всех юных плебеев, болтунов и нахалов, надо было, как принято нынче говорить, иметь талант. Кто усомнится в том, что господа N. N. и N. продались бы Карлу Десятому, как они продаются теперешнему монарху? И даже дешевле, ибо это было бы для них меньшим позором. Они были бы приняты в хорошем обществе, они были бы вхожи в светские дома, что является заветной мечтою всякого буржуа, как только обед у него обеспечен.
—  Слава богу, вот мы и погрузились в высокую политику! — воскликнула г-жа де Пюи-Лоранс.
—  Июльский ли он герой, краснодеревец ли, или сын какого-нибудь жирного богача, пусть будет он кем угодно, но на коне он сидит премило, — сказала г-жа де Сов д'Окен-кур. Уж он-то во всяком случае, поскольку его отец продался, будет избегать разговоров о политике и окажется лучшим собеседником, чем наш Васиньи, который удручает своих друзей постоянными сетованиями и вечными догадками. Скорбные вздохи следовало бы запретить, по крайней мере после обеда.
—  Приятный мужчина, свечной фабрикант, краснодеревец — все, что вам угодно,— сказал пуританин Людвиг Роллер, рослый молодой человек с черными гладко зачесанными волосами, обрамлявшими бледное, угрюмое лицо. — Вот уже пять минут, как я не свожу глаз с этого молодчика, и готов держать пари на любых условиях, что он лишь недавно поступил на службу.
— Значит, он не июльский герой и не свечной фабрикант, — с живостью возразила г-жа д'Окенкур, — потому что прошло уже три года после Славных дней, и у него было достаточно времени набраться апломба. Это, должно быть, сын какого-нибудь благонамеренного толстяка, мало чем отличающегося от клики господина де Виллеля, и возможно, что он даже научился грамоте и умеет держаться в гостиной ничуть не хуже других.
—  У него вид не совсем заурядный, — заметила г-жа де Коммерси.
—  Но он не так уверенно сидит в седле, как вам это кажется, сударыня, — возразил задетый за живое Людвиг Роллер. — Он держится слишком напряженно и манерно; достаточно его коню чуть-чуть оступиться, и он полетит на землю.
—  Это было бы второй раз за один день! — воскликнул г-н де Санреаль с торжествующим видом глупца, не избалованного вниманием слушателей и собирающегося рассказать что-то занимательное.
Этот г-н де Санреаль был самым богатым и самым толстым из всех местных дворян. Ему выпало редкое для него удовольствие видеть, как глаза всех присутствующих повернулись в его сторону, и он долго наслаждался этим, прежде чем решился внятно рассказать историю падения Люсьена. Так как своими потугами на остроумие он сильно запутал повествование о столь интересном случае, ему стали задавать вопросы, и он, к великой своей радости, принялся вторично излагать происшествие; однако он все время старался выставить героя в более смешном свете, чем это было на самом деле.