15

В момент, когда его карета проезжала по подъемному мосту Нанси, места стоянки 26-й дивизии, семь пушечных выстрелов оповестили население об этом крупном событии.
Эти семь выстрелов снова окрылили душу Люсьен а.
У- дверей инспектора поставили двух часовых, и генерал-лейтенант, барон Теранс, начальник дивизии, попросил справиться у него, примет ли он его сейчас же или на другой день.
—  Сейчас же, чорт возьми!—ответил старый генерал. — Неужели он думает, что я с... на службу?
Граф N. до сих пор сохранял в некоторых мелочах привычки, приобретенные им в армии Самбры-и-Мезы, где в былое время началась его известность. Эти привычки ожили в нем теперь с особенной силой потому, что уже не раз за последние шесть-семь перегонов он узнавал позиции, которые некогда занимала эта армия, увенчанная ничем не омраченной славой.
Хотя это был человек, лишенный воображения и отнюдь не склонный к иллюзиям, он замечал, до чего живы в нем воспоминания 1794 года. «Какая разница между 1794 и 183* годом!.. Господи! Как мы тогда клялись в ненависти к королевской власти! И с какой охотой! Эти молодые унтер-офицеры, наблюдать за которыми мне так советовал N., в ту пору были мы сами... В то время сражения происходили ежедневно; военное дело было приятным, люди любили сражаться. Нынче же надо прислуживаться к какому-нибудь маршалу...»
Генерал граф N. был довольно красивый мужчина лет семидесяти пяти, стройный, худощавый, ничуть не сгорбленный, с отличной выправкой. У него была еще прекрасная фигура, а несколько тщательно расчесанных прядей не совсем поседевших русых волос скрашивали почти совершенно лысый череп. Черты лица свидетельствовали о непреклонном мужестве и огромной воле к повиновению, но были лишены печати мысли. Эта голова уже меньше нравилась со второго раза, а с третьего казалась почти совсем заурядной; на этой физиономии лежало как бы облако фальши: видно было, что Империя с ее низкопоклонством оставила на ней свои следы.
Счастливые герои, умершие до 1804 года!
Эти фигуры ветеранов армии Самбры-и-Мезы приобрели гибкость в тюильрийских приемных и на церемониях в церкви Нотр-Дам. Граф N. был свидетелем изгнания генерала Дельмаса, которое явилось следствием знаменитого диалога:
—  Прекрасная церемония, Дельмас! Поистине великолепно! — сказал император, возвращаясь из Нотр-Дам.
—  Да, генерал, нехватает лишь двух миллионов человек, пожертвовавших жизнью, чтобы уничтожить то, что вы восстанавливаете.
На другой день Дельмас был выслан, с запрещением приближаться к Парижу на расстояние сорока миль.