387

— Есть и другая, второстепенная, истина, встречающаяся не менее часто, а именно: больной, гневающийся на своего врача, или жалобщик, гневающийся на своего адвоката, вместо того чтобы сохранить энергию для борьбы со своими противниками, оба навряд ли способны улучшить свое положение.
Г-н Левей поднялся.
— Милая моя красавица, каждая минута теперь дорога. Если вы намерены отнестись ко мне как к одному из ваших поклонников и хотите заставить меня потерять голову, я вам заявлю, что голову мне уже поздно терять, и постараюсь попытать удачи в другом месте.
— Вы жестокий человек. Ну что ж, говорите!
Г-жа Гранде поступила благоразумно, отказавшись от громких фраз, так как г-н Левей, в гораздо большей степени человек настроения и любитель удовольствий, нежели делец и честолюбец, уже находил, что смешно ставить свои планы в зависимость от прихоти пустой женщины, и мысленно подыскивал уже какой-нибудь другой способ выдвинуть Люсьена на видное место. «Я не создан быть министром, я слишком ленив, слишком привык развлекаться, слишком мало заглядываю в завтрашний день, — думал он во время разглагольствований г-жи Гранде. — Если бы на месте этой парижской дамочки передо мной молол вздор и тараторил король, мое нетерпение было бы не меньше, но мне никогда не простили бы его. Значит, мне надо напрячь все силы ради моего сына».
— Сударыня, — сказал он, словно очнувшись от глубокого раздумья, — угодно ли вам говорить со мною, как с шестидесятилетним стариком, снедаемым в настоящее время честолюбием политического деятеля, или же вам попрежнему угодно оказывать мне честь, обращаясь со мною, как с молодым красавцем, ослепленным вашими прелестями, подобно всем молодым людям?
— Говорите, милостивый государь, говорите! — с живостью ответила г-жа Гранде, так как она умела читать в глазах своих собеседников их ближайшие намерения и уже начинала испытывать страх.
Господин Левей казался ей именно тем, кем он был в эту минуту, то есть человеком, не на шутку выведенным из терпения.
— Надо, чтоб один из нас верил честности другого.
— Ну, что ж, я вам отвечу со всей откровенностью, которую вы только что вменяли мне в обязанность: почему верить должна я?
— Этого требует порядок вещей. То, о чем я вас прошу и что является вашей ставкой, если вы-разрешите мне прибегнуть к этому вульгарному, но вместе с тем ясному выражению...
Тон г-на Левена утратил почти всю свою светскость и приблизился к тону покупателя, выторговывающего участок земли и назначающего свою последнюю цену.
— ...и что является вашей ставкой, сударыня, в этой высокочестолюбивой интриге, зависит полностью и единственно от вас, между тем как должность, являющаяся предметом вожделения многих и которую я предлагаю вам приобрести, зависит от короля и от мнения четырех-пяти лиц, удостаивающих меня своим большим доверием, но могущих через день или через два, скажем после моего неудачного выступления в парламенте, отвернуться от меня. В этом столкновении высокого честолюбия с интересами государства тот из нас двоих, кто может распоряжаться эквивалентом того, что вы позволили мне называть ставкой, должен предъявить его, если только не хочет, чтобы другая сторона больше восхищалась его осторожностью, чем искренностью.
Тот из нас двоих, кто не имеет ставки в своем распоряжении, — а в данном случае в этом положении нахожусь я, — должен предоставить другому все, что тот по совести потребует от него.