358

Однажды Люсьен, глубоко взволнованный, вошел в кабинет министра: он только что прочел ежемесячное донесение полиции, в котором министр внутренних дел сообщил господину маршалу, военному министру, что генерал Фари занимался пропагандой в Серее, куда дней за десять до выборов в N... его
послал военный министр, чтобы пресечь попытки либерального движения.
— Это чистая ложь. Генерал всем сердцем предан своему долгу, он обладает той честностью, которая свойственна людям лишь в двадцать пять лет. Жизнь ничуть не испортила его. Быть посланным-с каким-нибудь поручением от правительства и сделать совершенно противоположное — да он пришел бы в ужас от такого поступка!
— Разве вы, сударь, были свидетелем событий, изложенных в донесении, которое вы обвиняете в неточности?
— Нет, граф, но я уверен, что донесение сделано каким-то недобросовестным человеком.
Министр собирался ехать во дворец; он с досадой вышел и в соседней комнате разбранил слугу, подававшего ему шубу.
«Я его понял бы, если бы он выигрывал что-нибудь от этой клеветы, — подумал Люсьен, — но зачем эта злостная ложь? Бедняге Фари скоро исполнится шестьдесят пять лет; стоит начальнику канцелярии военного министерства невзлюбить его — и он воспользуется этим донесением, чтобы заставить выйти в отставку одного из лучших офицеров армии, человека редкой честности».
Чиновник, служивший генеральным секретарем у графа де Веза в префектуре, которую он возглавлял до того, как Людовик XVIII призвал его в палату пэров, находился сейчас в Париже. Люсьен на следующий день, увидев его в министерстве на улице Гренель, заговорил с ним о генерале Фари.
— Что может иметь против него министр?
— Ему казалось одно время, что Фари ухаживает за его женой.
— Как? Генерал? В его возрасте?
— Он развлекал молодую графиню, умиравшую от скуки. Но я готов держать пари, что между ними не было ничего похожего на близкие отношения.
— И вы считаете, что из-за такого вздорного повода...
— Ах, как плохо вы его знаете! Человека с таким самолюбием задеть нетрудно, а он ничего не забывает. Если бы у него была власть Карье или Жозефа Лебона, он, сводя свои личные счеты, велел бы гильотинировать человек пятьсот, три четверти которых, не будь он министром, забыли бы даже его имя. Взять хотя бы вас самих: вы встречаетесь с ним ежедневно и, быть может, иногда даете ему отпор, но, обладай он верховной властью, я посоветовал бы вам поскорее перебраться на ту сторону Рейна.
Люсьен направился к г-ну Крапару, старшему начальнику королевской полиции, находившейся в ведении министра.
«Какие доводы приведу я этому мошеннику? — думал Люсьен, проходя по двору и коридорам, ведущим в управление полиции. — Истину, невиновность генерала, мою симпатию к нему? Все это одинаково смешно в глазах Крапара. Он сочтет меня ребенком».
Чиновник, относившийся с большим уважением к г-ну личному секретарю, потихоньку сообщил ему, что Крапар принимает двух-трех великосветских сыщиков.
Люсьен посмотрел в окно на экипажи этих господ. Он не заметил ничего особенного. Он видел, как они уселись в экипажи.
«Восхитительные шпионы, честное слово! — решил он. — У них самый изысканный вид».
Чиновник пошел доложить о нем, Люсьен в задумчивости последовал за ним. В кабинет г-на Крапара он вошел с веселым видом.