Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

345

Госпожа Левен, казалось, выпрашивала одобрение у г-на Левена, который хранил молчание, и защищала сына.
— Мне придется выступить против моего адвоката, — сказал Люсьен. — Что сделано, то сделано, и я от всей души смеюсь над простаком с улицы Гренель. Но моя гордость не на шутку встревожена: какого мнения я должен быть о самом себе? Стою ли я чего-нибудь? Вот что я хочу у вас узнать, — обратился он к отцу. — Я не спрашиваю у вас, любите ли вы меня и как вы будете отзываться обо мне в обществе. Но я мог, передавая факты, исказить их в свою пользу и тем самым бессознательно оправдать принятые мною меры. Уверяю вас, что господин Кофф совсем не скучен.
— Он производит на меня впечатление злого человека.
— Вы ошибаетесь, мама; он всего-навсего отчаявшийся человек. Будь у него четыреста франков годового дохода, он поселился бы где-нибудь среди скал Сент-Бома, в нескольких милях от Марселя.
— Почему он не идет в монахи?
— Он полагает, что бога нет или, если бог существует, он зол.
— Это не так глупо, — заметил г-н Левен.
— Но это очень дурно, — возразила г-жа Левен, — и только укрепляет меня в моем отвращении к нему.
— Это крайне неловкий шаг с моей стороны, — сказал Люсьен, — ибо я хотел, чтобы отец согласился выслушать рассказ о проведенной мной кампании из уст этого верного адъютанта, который часто придерживался другого мнения, чем я.
— Ведь я никогда не добьюсь от отца согласия на это, если вы вместе со мною не попросите его, — сказал он, обернувшись к матери.
— Напротив, меня это интересует, это приводит мне на память мои лавры в Авей-роне, где я заполучил пять голосов легитимистов, из которых по крайней мере двое считают, что, принеся присягу, они обрекли себя на вечные муки; но я поклялся им, что выступлю против этой присяги, и так и сделаю, ибо это воровство.
— Ах, мой друг, вот этого-то я больше всего боюсь, — сказала г-жа Левен. — А как же ваша грудь?
— Я готов пойти на заклание ради отечества и ради моих двух ультрароялистов, которых я заставил при содействии их духовника принести присягу и подать за меня голос. Не согласится ли ваш Кофф пообедать с нами завтра? Будем ли мы одни? — спросил он жену.
— Нас как будто приглашала к себе г-жа де Темин.
— Мы будем обедать дома, втроем с г-ном Коффом. Если он, как я опасаюсь, из породы скучных людей, то за столом он все же будет менее скучен. Мы прикажем никого не принимать, а подавать будет Ансельм.
Люсьен не без труда привел Коффа.
— Нас ждет обед, который обошелся бы по сорок франков с персоны у Балена, в «Канкальском Утесе», но даже за эти деньги Бален не мог бы так нас накормить.
— Ну что ж, отведаем сорокафранкового обеда; сорок франков — это приблизительно столько, сколько я проедаю в месяц.
Бесстрастием и безыскусственностью своего рассказа Кофф покорил сердце г-на Левена.
— Ах, как я благодарен вам, милостивый государь, за то, что вы не фанфарон! — воскликнул авейронский депутат. — Я не перевариваю этих людей, которые всегда уверены в своем завтрашнем успехе и отвечают вам пошлостью, когда на другой день вы упрекаете их за поражение.
Господин Левен засыпал Коффа вопросами. Г-жа Левен с восторгом выслушала в третьей редакции историю отважных подвигов сына. А когда, в девять часов, Кофф собрался уходить, г-н Левен настоял на том, чтобы он поехал с ним в Оперу.
В конце вечера г-н Левей сказал ему:

Возврат к списку

aa