264

Поддерживая разговор, Люсьен вдруг сообразил, какое он незаметно для самого себя уже согласился взять обязательство; он сразу помрачнел, и у него невольно вырвалось:
— Как, отец, сильная страсть! С ее упорством, с ее постоянством, с необходимостью отдавать ей все свое время?
— «Pater metis, transeat a me calix iste». — Вот именно.
— Но ты же видишь, почему я этого хочу:
Будь сам своим судьей и избери сам кару.
Согласен, шутка удалась бы лучше, если бы тебе пришлось иметь дело с добродетельной и благочестивой представительницей привилегированного класса, но у тебя для этого нет того, что нужно, и, кроме того, власть, вообще говоря вещь неплохая, отходит от этих людей и переходит к нам. Ну, а среди нас, среди новой знати, возвысившейся на том, что она подавила или обобрала Июльскую революцию...
— Ах, я вижу, к чему вы клоните!
— Ну, а где, — тоном совершеннейшей искренности сказал г-н Левен, — ты найдешь что-нибудь лучшее? Разве, это не добродетель вроде сен-жерменских?
— Точно так же, как Данжо был не вельможей, а вроде вельможи. Ах, она слишком смешна в моих глазах! Никогда я не свыкнусь с мыслью, что могу сильно увлечься госпожой Гранде! Господи, какой неудержимый поток красноречия! Какие претензии!
— У мадемуазель Гослен тебе придется встречаться с людьми, неприятными своим дурным тоном. Впрочем, чем больше она отличается от той, которую ты любил, тем незначительнее твоя измена.
Господин Левен перешел в противоположный конец гостиной. Он упрекал себя за этот намек. «Я нарушил уговор. Это скверно, очень скверно. Как, даже в присутствии сына я не могу позволить себе мыслить вслух?»
— Друг мой, моя последняя фраза крайне неудачна: впредь я буду осторожнее. Но вот бьет три часа. Если ты пойдешь на эту
жертву, ты сделаешь это только ради меня. Я не скажу тебе, что ты уже несколько месяцев, подобно пророку, живешь окутанный облаком и что по выходе из облака ты будешь поражен новым видом, который приняли все предметы... Ты всегда будешь больше доверять своим чувствам, чем моим словам. Поэтому все, о чем я, любя, решаюсь просить тебя, — это пожертвовать мне полгода своей жизни; горек будет лишь первый месяц, потом ты немного привыкнешь к этому салону, который посещают несколько приличных людей, если только тебя не выставит оттуда неприступная добродетель госпожи Гранде; тогда нам придется поискать другой добродетели.
«Чувствуешь ли ты себя в силах подписать обязательство на полгода?»
Люсьен расхаживал по гостиной и не отвечал.
— Если ты решаешься подписать договор, то подпишем его сейчас — и ты мне подаришь спокойную ночь, ибо (эти слова были сказаны с улыбкой) вот уже две недели, как я не сплю из-за ваших прекрасных глаз.
Люсьен остановился, посмотрел на него и кинулся к нему в объятия. Г-н Левен был этим сильно растроган: ему ведь было шестьдесят пять лет.