Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

263

— Я стремлюсь, — скороговоркой продолжал Люсьен, уставясь глазами в паркет, — сохранить верность возлюбленной, которая мне никогда не принадлежала. Нравственные чувства играют столь малую роль в моих отношениях с мадемуазель Раймон-дой, что они не вызывают у меня почти никаких угрызений совести, однако... вы сейчас будете издеваться надо мной... я испытываю угрызения... когда нахожу се привлекательной. Но когда я не встречаюсь с ней... я становлюсь слишком мрачным, мне приходят в голову мысли о самоубийстве, ибо ничто меня не интересует... Отвечая на вашу нежность, я тоже лишь исполняю обязанность, хотя и менее тягостную, чем остальные. Вполне забыться мне удалось только у постели несчастного Кортиса... но и то какой ценою! Я рисковал своею честью... Но вы надо мной смеетесь, — сказал Люсьен, отважившись украдкой взглянуть на отца.
— Нисколько. Счастлив тот, кто испытывает какую-нибудь страсть, будь он влюблен хотя бы в брильянт, как испанец, о котором нам рассказал Тальман де Рео. Старость — не что иное, как утрата легкомыслия, отсутствие иллюзий и страстей. Легкомыслие покидает нас задолго до потери нами физической силы. Я хотел бы быть влюбленным хотя бы в самую уродливую парижскую кухарку, лишь бы она отвечала на мое чувство.
Я сказал бы, как блаженный Августин: «Credo quia absurdum». Чем нелепее оказалась бы твоя страсть, тем сильнее я завидовал бы тебе.
— Прошу вас, никогда не делайте даже косвенных, мне одному понятных намеков на мое безрассудство.
— Никогда не буду! — ответил г-н Левен.
И лицо его приняло торжественное выражение, которого Люсьен ни разу у него не видел. Дело в том, что г-н Левен никогда не бывал серьезен до конца. Когда ему не было над кем насмехаться, он насмехался над самим собой, причем нередко г-жа Левен даже не замечала этого. Перемена выражения на отцовском лице понравилась нашему герою и ободрила его.
— Так вот, — продолжал он более уверенным током, —если я буду волочиться за мадемуазель Гослен или за другой знаменитостью, то рано или поздно мне придется изведать счастье. А это именно и страшит меня. Не все ли вам равно, если я стану ухаживать за порядочной женщиной?
Господин Левен громко расхохотался.
— Не... сердись... — задыхаясь от смеха, еле выговорил он. — Я не нарушаю... нашего уговора... я смеюсь над тем... о чем мы не уговорились... А где, чорт побери... ты достанешь порядочную женщину?.. Ах, боже мой! (От смеха у него на глазах выступили слезы.) Ну, а когда, наконец, в один прекрасный день... твоя порядочная женщина признается тебе, что она неравнодушна к твоей страсти, словом когда, наконец, пробьет «час пастушка»... как будет вести себя пастушок?
— Он серьезно упрекнет ее в недостатке добродетели, — с величайшим хладнокровием ответил Люсьен. — Разве это не будет вполне достойно нашего высоконравственного века?
— Чтобы шутка вышла совсем удачной, тебе следовало бы выбрать возлюбленную в Сен-Жерменском предместье.
— Но вы — не герцог, а я не умею быть остроумным и веселым, щадя три-четыре нелепых предрассудка, над которыми мы издеваемся даже в наших салонах умеренных, отнюдь не блещущих умом.

Возврат к списку