245

— Дорогой товарищ, вы либо умрете, либо выживете, — продолжал Люсьен мужественным, решительным и даже сердечным тоном (этот раненый внушал ему гораздо меньше отвращения, чем элегантный господин с двумя крестами). Вы либо останетесь в живых, либо умрете.
— Никакого либо, господин корнет. Моя песенка спета.
— Во всяком случае смотрите на меня как на вашего министра финансов.
— Как? Министр финансов собирается назначить мне пенсию? То есть не мне, а моей бедной жене?
Люсьен взглянул на обоих санитаров: они не прикидывались пьяными, они и в самом деле не были в состоянии слушать или по крайней мере понимать, что говорилось.
— Да, товарищ, если вы не будете болтать.
Глаза умирающего просияли и с каким-то удивительным выражением уставились на Люсьена.
— Вы понимаете меня, товарищ?
— Хорошо. Но при условии, что меня не отравят. Я должен умереть. Я — человек конченный, но, видите ли, мне кажется, что в том, что мне здесь дают...
— Вы ошибаетесь. Впрочем, не берите в рот ничего из того, что вам дают в госпитале... у вас есть деньги...
— Как только я закрою глаза, эти негодяи у меня украдут мои деньги.
— Хотите, товарищ, чтобы я прислал вам вашу жену?
—Чорт возьми! Вы славный человек, господин корнет. Я передам моей бедной жене ваши два наполеондора.
— Ешьте только то, что вам будет приносить жена. Надеюсь, это — разговор настоящий? Впрочем, даю вам честное слово, здесь нет ничего подозрительного...
— Будьте добры, наклонитесь ко мне, господин корнет. Я не собираюсь командовать... но, поймите, малейшее движение вызывает у меня адскую боль в животе.
— Ну, ну, можете положиться на меня,— ответил Люсьен, подойдя к нему вплотную.
— Как вас зовут?
— Люсьен Левен. Я корнет Двадцать седьмого уланского полка.
— Почему на вас нет мундира?
— Я в отпуску в Париже и прикомандирован к министру внутренних дел.
— Где вы живете? Извините, прошу прощения, но...
— Лондонская улица, дом номер сорок три.
— А! Вы сын богача-банкира Ван-Пе-терс и Левен?
— Совершенно верно.
После небольшой паузы раненый сказал:
— Ну что ж, я вам верю... Сегодня утром, лежа в обмороке после перевязки, я слышал, как кто-то предложил этому рослому силачу-хирургу дать мне опиум. Он выругался, потом они удалились. Я открыл глаза, но видел все, как в тумане... Быть может, это объясняется просто потерей крови... Согласился ли хирург с предложением дать мне опиум, или не захотел?
— Уверены ли вы в этом? — в сильном замешательстве спросил Люсьен. — Я не думал, что республиканская партия работает так проворно...
Раненый посмотрел на него.
— Не в обиду вам будь сказано, господин корнет, вы так же, как и я, хорошо знаете, откуда это идет.
— У меня вызывают отвращение эти мерзости, я ненавижу и презираю людей, которые могли себе это позволить! — воскликнул Люсьен, почти позабыв о своей роли. — Положитесь на меня. Я привел к вам семь врачей, как к какому-нибудь генералу. Неужели вы думаете, что столько людей могут сговориться между собой насчет такой проделки? У вас есть деньги, вызовите к себе жену или кого-нибудь из родственников, пейте только то, что купит вам жена...
Люсьен был взволнован; больной пристально смотрел на него: голова его Лежала неподвижно, по глаза следили за всеми жестами Люсьена.