240

— Я не хочу, сударь, ни давать вам непрошенные и к тому же запоздалые советы, ни, тем более, оскорблять вас. Я не просил вас Дать мне час на размышление, и потому естественно, что я размышлял вслух.
Это было сказано так просто и в то же время так мужественно, что нравственное существо Люсьена предстало министру совсем в ином свете. «Это —мужчина, и мужчина с твердым характером, — подумал он. — Тем лучше. Я меньше буду проклинать чудовищную лень его отца, наши телеграфные дела погребены навсегда, а сыну я могу со спокойной совестью заткнуть рот префектурой. Это будет вполне приличный способ расквитаться с отцом, если он до тех пор не умрет от несварения желудка, и в то же время парализовать его салон». Эти мысли промелькнули в его уме быстрее, чем читается их изложение.
Министр заговорил самым мужественным и самым благородным тоном, каким только был в состоянии. Накануне он смотрел в превосходном исполнении трагедию Корнеля «Гораций». «Надо припомнить, — подумал он, — интонации Горация и Куриа-ция, беседующих после того, как Флавиан объявил им о предстоящем поединке». Тут министр, пользуясь превосходством своего служебного положения, зашагал по кабинету, мысленно повторяя:
Вы Альбой названы, я больше вас не знаю.
Люсьен принял решение. «Всякое промедление, — подумал он, — есть следствие нерешительности и трусости, как сказал бы вражеский язык».
Произнеся мысленно это ужасное слово, он повернулся к министру, с героическим видом расхаживавшему из угла в угол.
— Я готов, сударь. Министерство что-нибудь предприняло в связи с этим делом?
— Говоря по правде, не знаю.
— Я посмотрю, в каком положении дело, и вернусь сюда.
Люсьен кинулся в кабинет г-на Дебака и, ничем не выдавая себя, услал его за справками в несколько мест. Вскоре он вернулся обратно.
— Вот письмо, — сказал министр, — предоставляющее в ваше распоряжение все, что вам понадобилось бы в госпиталях, и вот деньги.
Люсьен подошел к столу написать расписку.
— Что вы делаете, дорогой? Расписки между нами? — с напускным легкомыслием воскликнул министр.
— Граф, все, что мы тут делаем, может стать когда-нибудь достоянием печати, —
ответил Люсьен с серьезностью человека, спасающего свою голову от эшафота.
Его взгляд лишил его сиятельство всей непринужденности, с которой тот до этой минуты держался.
— Будьте готовы к тому, что у постели Кортиса вы встретите какого-нибудь сотрудника «National» или «Tribune»; больше всего остерегайтесь вспыльчивости: никакой дуэли с этими господами; вы понимаете, каким это было бы для них огромным козырем и как торжествовал бы генерал Р. над моим бедным министерством!