134

Слова эти совершенно осчастливили г-жу де Шастеле: здравомыслящая женщина, ум и хладнокровие которой признавал весь город, подтвердила то, что несколько минут тому назад говорила она самой себе — и с каким удовольствием! «Как не похож он на того человека, веселого, живого, блестяще остроумного, стесненного только толпой да резкостью собственных суждений, которого я видела на балу! Сейчас он говорит о певице и не может найти ни одной подходящей фразы. А ведь он ежедневно читает статьи, превозносящие госпожу Малибран».
Госпожа де Шастеле чувствовала себя такой счастливой, что вдруг подумала: «Я еще что-нибудь скажу или улыбнусь слишком дружески и испорчу себе весь сегодняшний вечер. Все это очень приятно, но, чтобы потом не быть недовольной самой собою, надо уйти отсюда». Она поднялась и вышла.
Вскоре и Люсьен расстался с г-жой де Коммерси. Ои испытывал потребность поразмыслить на досуге о своей глупости и о ледяной холодности г-жи де Шастеле.
После пяти-шссти часов раздирающих сердце размышлений, он пришел к нижеследующему заключению.
Он не подполковник и потому оказался недостоин внимания г-жи де Шастеле. Ее обращение с ним на балу было прихотью, мимолетной фантазией, которым подвержены эти немного слишком чувствительные женщины. Мундир на минуту ввел ее в заблуждение. За неимением лучшего она его приняла за полковника.
Эти утешения повергли Люсьена в полное отчаяние. «Я настоящий дурак, а эта женщина — театральная кокетка, только удивительно красивая. Чорт меня побери, если я когда-либо посмотрю на ее окна!»
Если бы Люсьена повели вешать, он чувствовал бы себя счастливее, чем теперь, когда он принял это великое решение. Несмотря на поздний час, он сел на лошадь. Очутившись за городом, он заметил, что не в состоянии держать повод в руке. Он поручил коня слуге, а сам пошел пешком. Несколько времени спустя, когда пробила полночь, несмотря на все оскорбления, которыми он осыпал г-жу де Шастеле, он сидел на камне, против ее окна.